«Совершенно необъяснимо, как такое могло произойти. Кровопотеря была минимальной, о чем свидетельствует полное отсутствие крови как внутри ротовой полости, так и на снегу рядом с телом. Также отсутствуют какие-либо видимые повреждения губ и челюстей. Все это вынуждает меня рассматривать несколько неправдоподобную возможность того, что в какой-то момент совершенно целая ротовая полость Дубининой — вся слизистая оболочка и язык — исчезла. Сам язык так и не был найден».
На какое-то время Виктор задумался, пытаясь переварить информацию. Ему не нравилось заключение Возрожденного о том, что части тела Дубининой просто исчезли, но он представил, в каком состоянии должен был находиться врач, осматривавший тело, чтобы вообще осмелиться высказать подобную версию. В этом отношении Советский Союз мало чем отличался от сегодняшней России или любой другой страны: всякое предположение о существовании паранормальных явлений встречалось с неодобрением и отметалось сразу как суеверная чушь — по крайней мере, официально. Однако в правительственных кулуарах подобными вещами интересовались — как выяснилось из документов, которые начали обнародоваться после распада Союза.
Стала ли Людмила жертвой неизвестного и необъяснимого феномена? И он ли явился причиной, по которой территорию вокруг Холат-Сяхыл после происшествия закрыли на три года? Но если это так, почему органы пропали только у нее? Тела Александра Золотарева, Николая Тибо-Бриньоля и Александра Колеватова были найдены на дне оврага тут же, рядом с ней, но они были целыми. Причастна ли эта неизвестная сила, изуродовавшая Людмилу, к раскроенному черепу Николая?
Виктор вздохнул и принялся читать результаты металлургического анализа инсталляции. В Белорецке-15, закрытом городе на Южном Урале, учеными была проведена экспертиза. Виктор с трудом понимал техническую терминологию в отчетах, но суть была предельно ясна. Ученые не смогли идентифицировать материал, из которого была изготовлена инсталляция, хотя в приложении говорилось, что у нескольких человек после работы с этими пробами возникли проблемы психологического характера, включая навязчивые кошмары и приступы панического страха (при этом ни у кого из них раньше не наблюдалось признаков психической нестабильности). Некоторых пришлось снять с проекта и поместить в психиатрическую лечебницу, двое покончили жизнь самоубийством. Бедняги, подумал Виктор. Что же это за материал такой? В отчете указывалось лишь, что при определенных условиях он излучал низкочастотный гул, который, предположительно, и повлиял на психическое состояние исследователей.
Виктор переключился на карту, внимательно ее изучая. Это была очень подробная географическая карта, с обозначением всех топографических деталей местности. В нескольких местах кто-то сделал отметки красными кружками.
Один такой кружок был поставлен на южном склоне Холат-Сяхыл. Может, здесь располагался последний лагерь путешественников? Все остальные были сосредоточены в районе пояса кедрового леса южнее. Пояснения к кружкам совпадали с подписями на обороте фотографий.
Создавалось ощущение, что неизвестный старик не просто показывал Виктору, что находится в лесу, но и снабжал всем необходимым, чтобы это найти. Возникал вопрос: зачем? Допустим, некто собрался наконец рассказать правду о том, что случилось с группой Дятлова. Но почему этот некто решил, что именно он, Стругацкий, должен получить всю информацию? Почему остановил свой выбор на обычном репортере, когда есть профессионалы, которые этим занимаются?
Почему не выбрал, например, Вадима Константинова, что было бы логичнее?
Разве что по какой-то причине не доверял Константинову. Но ведь старик знал, что Виктор с ним общался…
— Чего, черт возьми, вы добиваетесь? — прошептал Виктор.
Одно было ясно: советские власти отправляли в район, где погибла группа Дятлова, своих людей с целью провести всестороннее расследование объектов и явлений. Другим очевидным фактом было то, что группа Дятлова не погибла вечером первого февраля. Они должны были провести как минимум два дня в лесу… в котором они не стали ставить палатку, несмотря на то что он мог бы обеспечить им укрытие.
Виктор снова сел на стул и посмотрел на досье. «Почему его отдали именно мне? — думал он. — И что происходило с группой Дятлова в этом лесу в течение этих дней?»
Во вторник я приехал в Первоуральскую больницу и удивился, увидев, что в приемной сидит следователь Комар. Моя секретарша подозрительно косилась на него. На коленях у него лежал большой темно-желтый конверт. Как только я зашел, он поднялся и протянул мне руку.
— Доктор Басков, я хочу кое-что с вами обсудить.
— Конечно, — ответил я, слегка растерявшись от неожиданности. — Пройдемте в кабинет.
Попросив секретаря предупредить Стругацкого, что наша встреча состоится позже, я жестом пригласил Комара следовать за мной.
В кабинете я предложил ему сесть и спросил:
— Что-то случилось?
— Извините, что пришел без предупреждения, но я не хотел звонить.
— Почему?
Он помахал конвертом:
— Потому что не хотел обсуждать по телефону вот это.
— Что это?
— Мы нашли это во время обыска на квартире профессора Константинова. Содержимое его… довольно интересное, скажем так.
Он протянул мне конверт. Открыв его, я вынул пачку бумаг и несколько фотографий. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, о чем они.